(31.07 – 02.08)
Ламмас – кельтский праздник порога, обозначающий окончание лета и начало осени, праздник урожая и солнечного жара. Может именоваться по-иному: Луннаса, Лугнасад, Леммас, Лоафмас, а также «канун августа», «время хлеба», «праздник зерна». В викканской традиции Луннаса – это время появления в мире первых «детей» сочетавшихся браком на Литу Богини и Бога: хлеба, овощей и фруктов. Божественная пара таким образом выступает в ипостаси подателей благ.
Существует ирландская сказка о том, что люди в древности заключили с фейри, сидами, договор о том, что людям позволено «резать и бить тело земли» (т.е. возделывать землю) с Имболка (в некоторых версиях – с Бельтейна; видимо, зависит от климатической зоны) и позволено забирать себе ее плоды с августовского кануна до дней мертвых – после же земля принадлежит сидам, и всякий, кто осмеливается собирать земные плоды после Самайна, рискует навлечь на себя их гнев.
В кельтские временя Лугнасад не был исключительно сельскохозяйственным праздником; в это время, например, устраивались собрания законоведов и судей, на которые мог явиться любой свободный человек и обратиться за справедливостью как к законникам, так и к самому королю. Эти общие собрания сопровождались торжищами (куда приезжали как земледельцы, так и ремесленники), а также и пирами, которые устраивал король для своих подданных. Однако с течением времени традиция сборов и судов полностью исчезла, и августовский канун сохранил только черты праздника первых плодов.
Как и в случае других кельтских праздников «годового креста», Ламмасу свойственны и скотоводческие (традиционно кельтские), и земледельческие (привозные с материка, англо-саксонские) традиции. Однако один момент (видимо, кельтский, т.к. в материковой Европе подобных обычаев не наблюдается), объединяет обе традиции: это сборы на вершинах высоких холмов для проведения праздника и принесения жертв.
…Но осень трезвая идет.
И, тяжко нагружен,
Поник под бременем забот,
Согнулся старый Джон.
Настало время помирать —
Зима недалека.
И тут-то недруги опять
Взялись за старика.
В земледельческой обрядности – причем не только на островах, но и во всей Европе – огромное значение придавалось началу жатвы. Заметьте: хоть и говорится, что начало жатвы приходилось на 1 августа, но эта дата – приблизительная, потому что если зерно уже поспело, а погода стоит хорошая, ни один здравомыслящий земледелец не будет ждать лишнюю неделю до определенной, хоть и праздничной, даты, рискуя попасть с уборкой хлеба под затяжные ливни. На срезку первого снопа нового урожая обычно выходила вся семья, надев лучшие праздничные одежды, и глава семьи (либо самый старший/самая старшая в роду) с положенными ритуальными действиями срезал первый сноп. На Гебридских островах, например, жнец поднимал первый сноп над головой и трижды обводил им вокруг собственной головы, а стоящие рядом домочадцы-наблюдатели пели песню – просьбу о благословлении урожая.
Первый сноп быстро обмолачивали, либо делили на две части – часть хранилась в доме, часть шла в обмолот, на праздничную муку; затем перемалывали зерно на ручной мельничке, и из полученной муки пекли праздничные хлеба. Как бы ни отмечали праздник, в кругу семьи или всей общиной, во время приготовления ритуального хлеба очень настороженно относились к чужакам – опасались, что он может сглазить не только первый хлеб года, но и урожай в целом.
После того, как зерно обмолотили – его мололи и месили тесто «на руках»: мельницу держали на весу, и чашку, в которую сыпалась мука – тоже, тесто для хлеба замешивалось на ягнячьей шкуре, которую держали, растянув, другие члены семьи, а огонь разводился из строго определенных пород деревьев. Обронить на землю немного муки, кусочек теста или хлеба считалось дурной приметой. Чаще всего выпекался один большой хлеб и маленькие хлебцы для каждого из членов семьи – их нужно было съесть сразу же, еще горячими.
В Ирландии, кроме зерна, в период с 17 до 19 вв. основной пищей сельских жителей стал картофель – и верования и обряды, которые ранее связывались со злаками, были перенесены на эту овощную культуру – считалось, что в семье весь год не будет недостатка, если утром 1-го августа выкопать хотя бы немного молодой картошки и приготовить из нее колканнон – картофельное пюре с молоком и маслом, приправленное луком и зеленью или, в некоторых областях, смешанное в равных долях с овощным пюре из капусты, репы и моркови.
«Снятию пробы» с первых плодов урожая придавалось огромное значение, т.к. этот ритуал предотвращал болезни, голод, недостаток чего-либо в семье на весь будущий год. Дневная трапеза обычно совершалась в кругу семьи, а вечером устраивалась большая, общинная трапеза-праздник на вершине холма. Фрезер считал, что поедание первых плодов – это своеобразный акт первого причастия к новому урожаю, после которого можно будет есть плоды этого урожая без вреда для себя.
Сборища на холмах вечером 1-го августа носили, вплоть до 19 века, самый массовый характер в Британии, обгоняя даже торжества Ночи Костров. На вершины холмов приносились еда и питье для совместной трапезы, и 1/10 часть собранного за день зерна и десятую часть приготовленной пищи – для жертвы (понятие «десятой части урожая» в качестве платы правителям было характерно для кельтов еще до прихода христианства). В отличие от трех прочих кельтских праздников, принесенная часть урожая не сжигалась и не бросалась в воду, а закапывалась на вершине холма – возможно, изначально это связывалось со стремлением обеспечить пищей сидов, ушедших в этот день в холмы.
Ритуального складывания и зажигания костров на холмах в этот день не отмечено, но это не означает, что их не зажигали – сидеть всю ночь в потемках на вершине холма как-то грустно. Во время этих праздников проводились разнообразные конкурсы, преимущественно среди мужчин – например, выборы лучшего танцора или лучшего прыгуна.
Часто для собраний на холмах молодые люди собирали на склонах цветы и сплетали из них венки и гирлянды «в память конца лета», надевали их сами и украшали место празднества. Под утро, когда праздник заканчивался, цветы закапывались на том же холме в знак того, что время цветов – лето – уже закончилось и начинается осень.
Его подрезал острый нож,
Свалил беднягу с ног,
И, как бродягу на правёж,
Везут его на ток.
Жатва длится никак не меньше недели, – впрочем, и Лугнасад это тоже не одна ночь и день, – и завершению жатвы придается ничуть не меньшее значение. Если первому снопу придается всегда и везде безусловно положительное значение – считается, что он хранит в себе всю плодоносящую силу полей, божественное начало, целительную и охранную силы, то с последним снопом все не так просто. По-гэльски последний сноп называли старухой, ведьмой, каргой – cailleach или carline, в Уэльсе – ведьмой (gwrach), в Ирландии – бабушкой (granny), в шотландском Лоулэнде – последний сноп назывался старухой только если жатву закончили поздно, близко к заходу солнца или ночью, а если утром или днем – девицей (эта традиция соединяет два распространенных в Британии типа обрядов о последнем снопе). Кроме того, последний сноп иногда назывался по имени какого-либо животного: заяц (Уэльс), белая кобыла (юг Шотландии), хромая коза (Гебриды), волк, собака, лиса, перепелка – эти названия существовали параллельно названию «старуха»; обычно это связывают с тем, что дух растительности может принимать звериную форму, когда прячется в последних колосьях поля.
Во многих странах срезать последний сноп означало нанести ущерб скрывающемуся в последних колосьях духу растений, зерна или полей, поэтому жнецы всегда поторапливались сжать свой участок первым – чтобы не пришлось срезать самые последние колосья на полях. В Ирландии связку последних колосьев называли cailleach, «старухой-ведьмой», и каждая женщина боялась, что придется срезать ее, взять в дом и «кормить» до будущей жатвы. Когда общинные поля были вытеснены личными участками, хозяевам так или иначе пришлось срезать последние колосья поля, и тогда появилась традиция одевать последний сноп в старушечье платье, чепец, передник – и потихоньку подбрасывать на поле соседа, который еще не успел окончить жатву (традиция Оркнейских и Шетландских островов).
Убеждения о том, что последний сноп приносит несчастье, были распространены повсюду в Британии, и поэтому в Шотландии и Уэльсе последние связанные колосья пытались срезать все жнецы – по очереди и с завязанными глазами, а во многих ирландских землях жнецы сообща накладывали серпы на последний сноп и срезали колосья одновременно. В южной Англии последние колосья также связывали, после чего жнецы метали в него серпы, пытаясь срезать – а тому, у кого это получилось, выплачивали приличную сумму денег.
Считалось, что все неприятные свойства последнего снопа переходят на его «законного владельца», поэтому обращались с тем, кто окончил жатву последним, не очень дружелюбно – пока он вёз свои снопы домой, его ругали, обливали грязной водой, кидали подгнившими плодами и т.п., а когда он начинал укладывать снопы на хранение, могли подстеречь и натянуть на него женское платье (символ снопа-старухи).
Там, где традиции уничтожать последние колосья не прижилась, из последнего снопа нередко сплетали куклу или животное, которых привязывали к повозке последнего жнеца, на которой он увозил свои снопы домой. Изначально кукла была общей для всего поселка, позднее «кукол урожая» стали плести для каждого дома в отдельности. Заплетенный последний сноп хранился в кухне и убирался только тогда, когда в дом вносили сноп следующего урожая – старый же сжигали на дворе или отдавали лошадям перед началом весенней пахоты.